Прощай, homo soveticus! Как исследование Голодомора изменило профессора из Кривого Рога , - ФОТО



Доктор исторических наук, профессор Наталья Романец работает в Криворожском государственном педагогическом университете а также она является сотрудницеи Института исследования Голодомора. Наталья одной из первых в Украине исследовала тему Голодомора и первая - тему Голодомора на Днепропетровщине. Обработав огромный массив архивных документов, она узнала и рассказала о политике советской власти и её последствиях для украинцев в контексте самой страшной трагедии нашего народа. Однако научная деятельность, познание исследуемого, чем она занимается с юности, не просто расширило и углубило знания исследовательницы, но и кардинально изменило её саму - её взгляды и убеждения.

Как это произошло, читайте в этом интервью

Коротко о собеседнице:

Наталья Романец

Родилась и живёт в Кривом Роге.

Любимый цвет: голубой

Любимый цветок: любит выращивать цветы: герань, фиалки. Поэтому любит цветы в горшках, а не срезанные.

Любимый напиток: чай

Любимая книга: что-то из Ремарка: “Три товарища”, “На западном фронте без перемен”.

Любимый фильм: из последних - один из интеллектуальных сериалов, которые поразили - "Сцены из супружеской жизни". 

Хобби: выращивание цветов на балконе, путешествия.

Образование: в Кривом Роге училась в 9-й школе. Позже закончила Днепропетровский национальный университет (сейчас - имени Олеся Гончара),  позже - 3 года обучения в аспирантуре, с 2009 по 2012 год училась в докторантуре. 

Специальность: История, историк-преподаватель истории и обществоведения.

Беседа

- Наталья, Вы - историк - доктор исторических наук, профессор. Чем продиктован был Ваш выбор профессии?

-Я бы сказала, что это была счастливая случайность: поскольку история меня в школе никогда не интересовала, меня больше интересовали точные науки. Начиная с 5 класса я принимала участие во всех олимпиадах по физике, математике, химии, занимала призовые места. Я была отличницей, а на тот момент у отличников была возможность без экзаменов поступить практически на любую техническую специальность. Но в старших классах у нас был не лучший преподаватель по математике, и это, в определенном смысле, повлияло на мой дальнейший выбор.

В старшей школе я думала поступать на журналистику, потом думала поступать на филологию. Но в последний момент от филологии меня отговорила мама, сказав, что потом будет огромное количество тетрадей, которые нужно будет проверять. И я в последний момент решила учиться на историческом факультете, хотя на тот момент там были очень большие конкурсы - в районе 10 человек на место, соответственно было очень сложно поступить. В то же время многие пытались, в том числе в Днепропетровском университете, уговорить меня изменить решение и поступать к ним, на специальности, где изучаются точные науки. Но я сдала документы на истфак.

В принципе, и само поступление выглядело, как определённая случайность, поскольку я первый экзамен не сдала на 5-ку (свою роль сыграло то, что я немного растерялась, писала на черновике). После экзамена была настроена спокойно: ну не поступлю и Бог с ним. Но последний экзамен я сдала на 5-ку, и у меня, у одной из немногих, образовался необходимый проходной балл, и соответственно, я  поступила.

Сейчас я могу сказать, что то, что я не гуманитарий по складу ума, отражается во многом: в том как я пишу тексты, как я читаю лекции. Как представитель точных наук, я  структурирую тексты, выделяю основное, делаю выводы и так далее. Поэтому мне достаточно сложно писать сугубо гуманитарные тексты, в которых находится определённая часть воды. Также и на научных конференциях мне очень сложно воспринимать, когда выступают чистые гуманитарии: из того, что они сказали за полчаса, я бы это всё сформулировала тремя предложениями, а всё остальное рассматривала бы исключительно как воду, которую льют как разговор ни о чём.

Таким образом я закончила классический университет, где нас ориентировали, прежде всего, на исследовательскую, научную  работу. Мы фактически педагогику не учили, а серьёзно изучали историю. 

- А когда в Вашей исследовательской работе появилась тема Голодомора? 

- Практически сразу. Дело в том, что я поступила в университет в 1987 году, а это был период Перестройки. Именно в это время начали постепенно открываться архивы, плюс в средствах массовой информации (сначала в центральных, московских - "Правда", "Известия", "Огонёк"...) начинают появляться полемические статьи на исторические темы. Особенно было что почитать в "Огоньке", которые все внимательно просматривали, изучали, конспектировали. В одном из номеров газеты "Правда" тогда появился материал, опубликованный на весь огромный разворот газеты, который назывался "Коллективизация: как это было". Прочитав эту статью, я и заинтересовалась темой.

Как человек педантичный и целеустремлённый, я с самого начала определила для себя,  что после ВУЗа пойду в аспирантуру, что буду заниматься научной работой, преподавать в ВУЗе. Таким образом я планировала свою дальнейшую жизнь и карьеру. В университете выбрала себе научного руководителя - Людмилу Гаркушу - достаточно жесткого преподавателя, которую, как и меня, не очень любили нерадивые студенты. Она меня очень многому научила. У неё я пять лет писала сначала курсовые работы, а позже, на 5-м курсе, у неё же писала диплом.

Я распланировала, что каждая моя курсовая работа будет определенным этапом к подготовке диплома.

Тема Голодомора в 1987 году ещё не поднималась. Лишь в декабре 1987 года Щербицкий выступил с докладом по случаю 70-летия становления Советской власти в Украине, и в своём докладе он употребил слово "голод", не "продовольственные трудности", а именно - "голод". А это, по сути, означало, что историки могут писать об этом.

После этого начинает появляться череда публикаций по этой тематике. Поскольку при написании курсовой работы обязательно надо было исследовать историографию, то естественно, я постепенно начала выходить на эту тему.

Первая моя курсовая работа касалась ленинских трудов о коллективизации, о социалистической кооперации. И я исследовала всё, что написал по этой теме Ленин. Темой второй курсовой работы были партийные решения, которые были посвящены коллективизации, кооперации и так далее. Затем я исследовала статьи Сталина. Так уже к третьему курсу я постепенно вышла сначала на тему коллективизации.

Со временем начали появляться первые публикации документов. В 1990 году вышел первый сборник документов - "Голод 1932 - 1933 годов в Украине. Глазами историков, языком документов". Это уникальный сборник, в который вошли первые рассекреченные документы из партархива, причём решение об их публикации принималось на самом высоком уровне, тогдашний первый секретарь  ЦК КПУ Ивашко лично давал разрешение на его публикацию. В этом сборнике уже были первые документы, касающиеся и Днепропетровской области.

Используя эти документы, и то, что  было написано историками, я написала курсовую работу "Голод 1932 - 1933 годов в Днепропетровской области", которая позже стала конкурсной и заняла первое место  то ли на общесоюзном, то ли на республиканском конкурсе (сейчас уже точно не помню) научных студенческих работ. На тот момент подготовка такой научной работы на историческом факультете было определенным событием!

После 2 курса я начала ездить в архивы. Но сначала для меня это было более интересно как просто поездка в Москву или в Киев, путешествие, поход в театр, или в музей. Одновременно я приобретала определённые навыки работы в архиве. В студенческие годы я обработала в архивах (в Киеве работала в тогдашнем Центральном архиве Октябрьской революции, сейчас это - Центральный государственный архив высших органов власти) и в Центральной библиотеке имени Ленина определённый массив материалов, позже я использовала их при написании кандидатской диссертации и даже при написании докторской.

Таким образом, когда я вышла на дипломную работу, которая называлась  "Коллективизация и Голодомор в Днепропетровской области", мной уже был сделан определенный задел.  В то же время на момент моего поступления в аспирантуру региональные темы были не очень приемлемы, считалось, что это достаточно маленький пласт материала для диссертационного исследования. Это сейчас спокойно пишется "Коллективизация в такой-то области", или "Голодомор в такой-то области", это спокойно защищается.

Во время обучения в аспирантуре меня заинтересовала тема крестьянского сопротивления, которая до этого  никем не исследовалась. А вышла я на нее, благодаря существованию монографии "Очерки истории Днепропетровской партийной организации", где были разделы, посвященные индустриализации и коллективизации. И когда речь велась о коллективизации, там упоминалось Павлоградское восстание. Я бы сказала, что у меня возникла идея фикс - узнать, что это было за восстание.

Сразу после поступления в аспирантуру я предложила тему "Отношение крестьянства к политике Советской власти: по материалам Днепропетровской области". Но когда её утверждали, возник небольшой скандал: некоторые члены ученого совета сказали, что это ерунда, что я никогда не смогу защитить, что это за такое название "отношение" и т.д. Позже название было несколько переформатировано, и на момент защиты тема звучала так: "Крестьянство и советская власть в 1928-1933 годах: проблема взаимоотношений (на материалах Днепропетровской области)".  В этом диссертационном исследовании у меня уже был  отдельный раздел, посвящённый периоду НЭПа, характеризовалось, каким было украинское село в период НЭПа, социальное расслоение и те процессы, которые происходили в экономической сфере. Отдельно характеризовались  аграрная политика большевиков, начиная с момента их прихода к власти, и колхозное движение. Второй раздел был посвящён периоду от 1928 года (чрезвычайные мероприятия в период коллективизации), и отдельно я уже характеризовала крестьянское сопротивление. Ещё один раздел, третий,  был посвящен Голодомору.

При написании кандидатской диссертации я интенсивно работала в архиве.  После лекций, которые читались в аспирантуре, я каждый день ходила в архив. И сейчас я понимаю, что мной был собран просто уникальный архивный  материал, который я использую  до сих пор, продолжая на него опираться.

Благодаря моему научному руководителю Валентину Иваненко, я тогда смогла попасть в архив СБУ, где была своя специфика работы.  На тот момент получить для изучения дело на нереабилитированного было проблемой. Но мне дали эти дела, в том числе и Павлоградское дело, о котором я говорила выше. В архиве СБУ я плотно начала работать с архивно-следственными делами. И собственно первое исследование по Павлоградскому восстанию было подготовлено мною и Виктором Ченцовым (он был ректором таможенное академии, сейчас - проректор). Кстати говоря, те, кто проходит по этому делу, до сих пор не реабилитированы, как лица, принимавшие участие в убийствах советского, партийного актива и т.д. 

Одновременно я исследовала интересовавшие меня документы о настроениях крестьян во время заготовительной кампании: что они говорили, что они думали. Одной из первых в Украине я начала исследовать  "волынки" - массовые акции сопротивления крестьян во время проведения коллективизации весной 1932 года, на первом этапе Голодомора, во время хлебозаготовительной кампании 1931 - 1933 годов. В этом плане моё диссертационное исследование уникально. Многие работающие сегодня преподаватели просто скрывают темы своих диссертаций, ведь они защитились по истории КПСС. Но мне ни за одно слово в соей диссертации не стыдно. Всё, что там написано, и сейчас сохраняет актуальность, несмотря на то, что прошло уже более 20 лет - скоро будет 30. Я до сих пор использую эти материалы, когда читаю лекции студентам, или провожу какие-то мероприятия.

- После распада СССР, в 90-е годы, заниматься наукой было проблемно. Именно в тот период некоторых преподавателей ВУЗов видели даже на рынках, когда они пытались что-то продавать. Как сложился этот период у Вас? 

- После защиты кандидатской диссертации у меня был определённый период, когда я не занималась наукой. Это как раз были 90- годы, когда главной целью было, извините, просто банально выжить. В тот период я занималась практически "заробитчанством", работая на нескольких ставках в разных институтах, чтобы можно было прокормить семью, чтобы брат мог получить образование в Днепропетровской металлургической академии и так далее. 

Спустя годы, я вернулась в науку. Решение идти в докторантуру мной было принято во время работы в Металлургической академии. Мне уже было неинтересно только читать лекции, а один из профессоров мне тогда говорил, что этим ограничиваться и не нужно.

Моё возвращение в науку совпало с очередной годовщиной памяти жертв Голодомора. Это были 2008 - 2009 годы. Президентом Украины как раз был Виктор Ющенко, готовилась Национальная книга памяти жертв Голодомора, и обратились ко мне. Вместе с Валентином Иваненко мы готовили вступительную статью к этой Книге. Плюс тогда же выходит наша общая с Иваненко монография о коллективизации и Голодоморе в Днепропетровской области.

А в 2009 году я поступаю в докторантуру, где у меня тема исследования: "Репрессивная политика советской власти в украинском селе в 1925 - 1939 годах", исследуемый период начинается со второй половины НЭПа и заканчивается временем большого террора. Один из разделов был посвящён той репрессивной политике, которая проводилась во время хлебозаготовительных кампаний в 1931 - 1933 годах, затем уже рассматривалась репрессивная политика во время Голодомора, и описывался так называемый послеголодоморный период - как власть боролась с нарушениями "революционной законности" и так далее. 

После того, как вернулась в докторантуру и начала писать докторскую диссертацию, можно сказать, что моё возвращение в науку состоялось. Но и даже после того, как я защитила докторскую диссертацию, на этом не остановилась. Как правило, после защиты докторской диссертации профессура прекращает ходить в архивы, активную научную деятельность. В то же время после защиты диссертации научным работникам определённый период  нужно издавать научные работы. Я для себя решила, что продолжу заниматься интересующей меня темой. В этот период я написала статью "Репрессии против саботажников стахановского движения" - о репрессиях крестьян, которые высказывали недовольство относительно организации стахановского движения в селе. Параллельно я ездила на конференции,  общалась с коллегами, у меня появлялись статьи о депортации крестьян в 1931 году (это одна из малоизвестных депортаций, которую я изучала на основании архивных документов Днепропетровской области).

Позже, в 2019 году, был создан Институт исследования Голодомора в Киеве и меня пригласили туда работать. Собственно, именно в этом институте впервые появилось финансирование моей научной работы, поскольку та заработная плата, которую я получаю там, она мне позволяет работать в архиве, публиковаться, готовить публикации, которые институт распространяет бесплатно. Таким образом у меня появилась определённая свобода научной деятельности. Благодаря тому, что я там работаю, кроме того, что принимаю участие в конференциях, кроме того, что занимаюсь оцифрованием документов, один из результатов моей работы - сборник документов "Голодомор-геноцид в Днепропетровской области: причины, масштабы, последствия". Можно сказать, это определённый итог моей предыдущей научной работы. Мне удалось обобщить все то, что было сделано мною ранее.

В данный момент я работаю, и фактически уже - на стадии завершения, ещё над одним сборником документов, который называется "Хлебозаготовительные кампании 1931 - 1933 годов: механизмы создания Голодомора в Днепропетровской области". В этом сборнике будут представлены архивные документы, публикации из областной газеты "Зоря", в которых характеризуется сам процесс хлебозаготовительной кампании, которая и привела к Голодомору 1932 - 1933 годов.

- Ваши исследования, научная деятельность повлияли каким-то образом на Вас?

- Можно сказать, что это то, что меня изменило полностью. Потому что я не отношусь к тем людям, в семьях которых воспитывалось негативное отношение к советской власти. У меня была абсолютно советская семья, никто не слушал "вражеских" голосов, никто не занимался критикой советской власти. Ну понятно, что в бытность Брежнева могли немного "хихикать". Каких-то антисоветских разговоров у меня в семье не велось. И соответственно, поскольку я была отличницей, первой поступила в комсомол, вся эта идеологическая обработка на меня действовала, поэтому я была абсолютно советским человеком. И если говорить откровенно, то исторический факультет, на который я поступила, это был идеологический факультет - там готовили кадры, которые будут работать в райкомах, обкомах, горкомах и так далее. Ну из тех, кто поступал, единицы, собирались идти работать преподавателями, или идти работать в школу. А большинство собиралось работать либо в КГБ, либо в милиции (мальчики), либо в обкомах, горкомах - в комсомоле. Поэтому и был большой конкурс на этот факультет, а не потому, что все любили историю.

- Ходили слухи, что для поступления на истфак необходимо было до этого поступить в КПСС?

- Нет, не нужно было. Но в советский период представителям  интеллигенции было очень тяжело поступить в партию, поэтому в нашем студенческом коллективе членом КПСС были те, кто поступил после подготовительного отделения, после армии, то есть те, у кого был определённый рабочий стаж. 

Мне предложили поступить в партию в 1991 году, фактически перед путчем, и я согласилась, потому что знала, что иначе я не поступлю в аспирантуру. Такой акт конформизма имел место. Я не была революционером, но мои взгляды во многом, процентов на 70 - 80, отличались от тех взглядов, которые  у меня сформированы сейчас.

Я не собиралась совершать революции, я не принимала участие в Революции на граните. Само провозглашение Независимости Украины восприняла как-то так: ну произошло и произошло. Я не могу сказать, что я тогда активно следила за этими событиями.

Когда сейчас смотрю фильм Зинченко "Коллапс. Как украинцы уничтожили империю зла", понимаю, что многое  из того, что происходило тогда, пропустила даже как историк. Наверное потому, что  была ещё и студенческая жизнь, были какие-то другие интересы. Понятно, что читалась перестроечная литература, которая издавалась в то время. Мы того же Чонкина из рук в руки передавали ("Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина", Владимир Войнович - ред.), или же того же самого Юрия Полякова, который сейчас превратился в российского шовиниста, зачитывались "Апофигеем", "Парижской любовью Кости Гуманкова". Это всё  читалось, это всё пропускалось через сознание, это всё понималось.

Но естественно, что меня очень изменила именно работа с архивными документами. Это был полный перелом и, соответственно,  тогда я уже сожалела, что не зафиксировала рассказы своей бабушки, которая жила в Белгородской области (в приграничные сёла Курской и Белгородской областей попадали голодающие с Украины, в этих областях было смешанное украинско-русское население), которая рассказывала, как они выжили, благодаря Торгсину. У меня бабушка была дочерью священника и у них были определённые ценности: кресты, кольца, оклады икон. В 1933 году они смогли это всё обменять на продукты, благодаря чему семья выжила.

А документы меня очень поразили, потому что советское воспитание  предполагало то, что нам очень много рассказывали о событиях так называемой Великой Отечественной войны, о тех ужасах, который творили нацисты на оккупированных территориях. А когда я начала читать архивные документы, меня буквально начало рвать на части, я не могла в это поверить, можно сказать, что это был настоящий шок, узнать, как те же самые представители партийной советской власти издевались над крестьянами, какие методы использовались при проведении коллективизации, методы, которые использовались в ходе хлебозаготовок, или же как проходила борьба с кражами небольшого количества продуктов в 1933 году. Когда речь идёт о нацистском оккупационном режиме, мы понимаем, что пришёл оккупант на эту территорию, захватил и, соответственно, относился к местному населению, как оккупант к оккупированному. А здесь советская власть, декларировавшая, что она - власть рабочих и крестьян, относилась намного хуже, чем относились оккупанты!

Для меня это был большой шок, тем более, что этот пласт документов постоянно увеличивался, плюс архивно-следственные дела: сами протоколы, документы периода большого террора 1937 - 1938 годов. Они, как правило из двух частей: первая часть - само архивно-следственное дело осужденного, а вторая часть - это материалы, связанные с реабилитацией в хрущевский период, где те же самые люди, проходившие ранее свидетелями по конкретному делу, объясняли, почему они так говорили, и говорили ли вообще. Или же, когда была так называемая бериевская реабилитация: после того, как произошло сворачивание большого террора,  то сами подследственные, которых не успели осудить, рассказывали о применяемых к ним в ходе следствия методам. Естественно, это полностью меня изменило. И в процессе этой работы я из советского человека превратилась в абсолютно антисоветского человека.

- Вам с этим знанием жить стало тяжелее? 

- Скажем так, я всегда критически мыслила, а человеку, у которого существует определённый уровень интеллектуального развития, по-моему, всегда тяжело жить - в любой системе, с любыми взглядами - поскольку он критически мыслит. Поэтому я не могу сказать, что после моих научных открытий мне стало сложнее жить. Я прекрасно понимаю, что в нашем обществе не так уж и много людей, способных критически мыслить, отсюда и все наши проблемы - и экономические, и политические, и культурны и так далее. Это то, что ещё осмысливалось накануне Первой мировой войны, после Первой мировой войны. Есть же известное  произведение  Хосе Ортега - и - Гассет "Восстание масс", где описывается феномен массового человека или же тоталитарной личности. 

Касаемо регионального аспекта,  это не только проблема Кривого Рога. Я в этом году отдыхала на территории Закарпатья, так вот там очень просоветски настроенное население, очень любящее путина. В 2015 году, когда я ходила в горы в районе Драгобрата, то мне не один человек рассказывал, какая классная Россия, какой классный Путин. А экскурсовод рассказывал, что его дед был очень рад тому, что пришла советская власть и провели коллективизацию, потому что когда он работал на себя, то был вынужден работать с утра до вечера, а тут он сдал всё в колхоз и работал по графику.

В этом плане у меня нет иллюзий относительно того, что чем западнее мы идём, тем там исключительно все патриоты, а у нас нет. В связи с этим мне даже неприятно, что у нас существует некий комплекс неполноценности, что мы здесь, якобы, непатриотичные, а ближе к западу все патриотичные. Это далеко не так. Простой пример - Полтава, на мой взгляд, абсолютно малороссийский город. Я сталкивалась с некоторыми исследователями, есть прекрасный профессор Людмила Бабенко. Но в то же время, даже при визуальном восприятии Полтавы и Полтавской области у меня возникает ощущение малороссийскости. В церкви в Больших Сорочинцах есть иконстас с гербом Российской империи. Поэтому мы здесь не должны преувеличивать, в этом плане я никакого комплекса не испытываю.

- Казалось бы, в мыслящем человеке должны происходить какие-то изменения под воздействием информации. В частности, Вы рассказали, как кардинально  изменилось Ваше мировоззрение. Но почему же мы уже столько лет не наблюдаем, чтобы менялись люди вокруг нас после того, как уже более 10 лет из открытых источников  подаётся информация об ужасной трагедии украинского народа - Голодоморе-геноциде? Почему мы всё ещё слышим фразы "сейчас точно такой же голодомор", "сейчас тоже ставят эксперименты над людьми"? Почему мы не видим большого числа желающих почтить память миллионов невинных жертв Голодомора 1932 - 1933 годов?

- Во-первых, Вы сами правильно сказали - мыслящих, а их не так уж и много. К примеру, я своим студентам привожу один пример: у нас 9-этажный дом, на каждом этаже 4 квартиры, но библиотека была только в моей семье. И многие одноклассники, которые ко мне приходили, а потом уже приходили знакомые мамы, папы, брата, у них был первый вопрос: "А зачем вам столько книг?". Думаю, что даже продолжать не стоит. И этот тезис советского времени о том, что у нас самая читающая нация, он не соответствовал действительности.  В своё время мой преподаватель русского языка и литературы, прекраснейший филолог Яна Абрамовна рассказывала, что ей удалось приобрести несколько собраний сочинений только потому, что впереди стоящим в очереди не подошли обложки для их мебельного гарнитура.

Если говорить об СССР, то там длительное время очень последовательно, слой за слоем, уничтожали людей, которые были способны критически мыслить. И соответственно, те люди, которые критически мыслили, это была очень небольшая прослойка людей, это нужно учитывать. Но так же и в других странах, пример - голосование в США за Трампа, которое продемонстрировало, что и в США прослойка людей, которая критически мыслит, она тоже не очень велика. Собственно говоря, и сегодня во многих странах Европы мы наблюдаем такое торжество популизма! 

Общаясь со студентами, я узнаю, что большинство из них не интересуются новостями. Я часто езжу в Днепр, где работаю в архиве, и за более чем  два часа поездки в маршрутке иногда можно наблюдать, что интересует соседа в его смартфоне. Ну вот сидит девушка и два с половиной часа рассматривает маникюр: она же не читает какие-то новости, какую-то общественно - важную информацию, познавательную информацию. Можно увидеть, как попутчики смотрят какие-то смешные клипчики...  Вот и представьте, человеку, которые более двух часов рассматривает ногти, ему интересно будет что-то узнать о Голодоморе, о коллективизации, других серьёзных темах? Это вне сферы его интересов. Мы это должны учитывать.

А во-вторых, нужно понимать, что если мы столько лет плевали на систему образования, то  сейчас пожинаем результаты этого. Когда в школе происходит отрицательный отбор - остаётся поколение моего возраста, которому надо доработать до пенсии или те, кому, скажем так, некуда деваться. Это же тоже влияет. А отношение к учителю, как изменилось! То что я сейчас наблюдаю на примере Новой украинской школы, это просто ужас. Это какой-то страшный педагогический  эксперимент, направленный на то, чтобы воспитать поколение дебилов, по-другому я это назвать не могу.  Эта растянутость на 4 года того, что можно за 2 года изучить; полунормальные учебники, написанные, извините меня, докторами педагогических наук (я вообще педагогику наукой не считаю). Вчера я помогала своей племяннице, ребёнок в третьем классе должен заполнить, какого он знает известного украинского боксера, известного украинского гимнаста, известного украинского биатлониста. У меня вопрос: ребёнок в 3 классе знает слово "биатлонист"? А ещё обратите внимание: не известный учёный, не известный поэт, не известный писатель... А когда портрет Тараса Шевченко ставится рядом с портретом Лободы, к примеру? Это предмет "Я познаю мир".

Если продолжать о сегодняшней ситуации, то , на мой взгляд, то, что произошло в 2019 году, это более страшно, нежели когда к власти пришёл Янукович: то что такое количество некомпетентных людей, свадебных фотографов привели в политику, во власть.  Когда у нас сегодня законы принимаются людьми, у которых, по большому счёту, нет базового среднего образования, которых  в моё время не взяли бы в старшие классы, их бы в техникум не взяли - они пошли бы в ПТУ. Что общество этим продемонстрировало:  не нужно хорошо учиться, не нужно ничего уметь хорошо делать, достаточно правильно куда-то влезть. Да и карьера нынешнего президента - это яркое олицетворение неуважения к науке и к научным знаниям. 

Голодомор - это лишь одна из тем, отражающих состояние общества. И я могу их в чём-то понять, поскольку есть люди, которые банально заняты выживанием - им не до чтения книг, не до путешествий… Это комплексная проблема. 

Негативную роль играет и то, как у нас подходят к дням памяти, когда это мероприятие проводят абсолютно равнодушные к теме люди,  для галочки - оно и имеет соответствующий эффект. К примеру. накануне карантина я проводила небольшую презентацию книги у нас в университете, то мои студенты выходили шокированные, очень сильно. Я видела, что на них это подействовало. А значит о таких темах должны говорить профессионалы.

- Какие у Вас планы на будущее?

- Хотела бы закончить сборник "Хлебозаготовительные кампании 1931 - 1933 годов: механизмы создания Голодомора в Днепропетровской области" и подготовить  сборник о коллективизации и сопротивлении крестьян. У меня есть подобный сборник, но хотелось бы провести более масштабное исследование, закончить  уже эту тему.

А ещё я очень люблю путешествовать, поэтому хочу продолжать путешествовать. Я объездила всю Украину, не исследовала лишь Сумскую и Харьковскую области. Путешествию и за границей, сама составляю маршрут, и отправляюсь по маршруту. Я историк, и мне интересно не только, как что-то выглядит на картинке. К примеру мы с подругой в Стамбуле целый день провели в археологическом музее. У меня была идея фикс увидеть цепь, защищавшую бухту Золотой Рог, и я её увидела. В зале истории Древнего Востока я просто  около часа сидела на полу и рассматривала всё вокруг - для меня то, что увидела там, стало таким  интеллектуальным восторгом. Или же ворота Иштар, которые были в Древнем Вавилоне.  Для меня важно посетить определенные исторические объекты.

- А совет криворожанам относительно путешествий дадите? Где бы Вы посоветовали побывать? Что посмотреть?

- Хотела бы подчеркнуть, что у нас, в Украине, в каждой области есть что посмотреть. Я начала путешествовать ещё до того, как это стало модным. И должна сказать, что очень многое можно увидеть за небольшие деньги. Поэтому аргумент о том, что у кого-то нет денег на путешествия, не воспринимаю. Например, мне 9 дней пребывания в  Закарпатье обошлось в районе 5 тысяч гривен. Большинство могут себе это позволить, было бы желание подняться, приложить усилия, продумать маршрут...

На всей территории Правобережной Украины - практически в каждом селе, в каждом небольшом городе - есть интересные объекты, которые стоит исследовать.

Читайте также: В Центральной библиотеке Кривого Рога презентовали уникальный сборник документов о Голодоморе 1932 - 1933 годов, - ФОТО, ВИДЕО.

Читайте также: "Долой советскую власть!": в Кривом Роге открылась выставка об истории сопротивления насильственной коллективизации на Днепропетровщине, - ФОТО, ВИДЕО.







AliExpress WW

lamoda ru

Banggood WW